то ли рифмы плохи то ли день оторвался от дня я курю под стихи пока они курят меня
29.07.2010 в 16:50
Пишет Джек-с-Фонарём:Немного о мироощущении
Через полтора года непонимания и моральных абстиненций, психозов и иллюзий, а потом через два месяца ремиссий и воскрешений, безумных поступков и волевых усилий, сорванных на стадионе спин и пересмотров моральных ценностей, до Сергея Сергеевича наконец-таки начинают доходить некоторые вещи.
Наверное, это взросление; медленно приходит осознание того, что сильными людьми не рождаются. Все те, кого ты так уважаешь за стальной взгляд, за твердую руку, за умение не срываться в гадких ситуациях, за способность сохранять чувство юмора там, где смеяться совсем не хочется - все они так же ошибались, срывались, верили не тем, оказывались не там, где нужно, болезненно воспринимали ложь, лгали сами; вся разница в том, что они в один прекрасный момент решили, что им все это надоело, и взяли себя в руки.
Приходит осознание того, что за все отвечаешь ты сам, что нет смысла никого винить, нет смысла кричать на весь квартал, что близкий, которому ты доверял, оказался лжецом и мерзавцем. Да, окей, он может сто раз оказаться лжецом, и двести раз - мерзавцем, но это ты, и только ты позволил ему быть рядом с тобой. Это ты прощал ему вранье и плохие поступки, давал вторые шансы, разглагольствовал об исправлении, терпении, милосердии, о том, что каждый имеет право на ошибки, верил каждому слову, потому что тебе хотелось поверить. Это ты закрывал глаза на откровенно гадкие слова, сказанные о ком-то другом - ведь любое зло в любом человеке проявляется гораздо раньше, чем оно коснется самого тебя. Если ты один раз закрываешь глаза на предательство или измену - значит ты заслужил их в дальнейшем, ведь ты мог бы сразу уйти, как бы тебе не было больно и гадко. А раз остался - стисни зубы и терпи, и не смей говорить, что кто-то виноват, кроме тебя.
Приходит осознание того, что в жизни нет невозможных дорог, есть, разве что, почти невозможные, но и их значительно меньше, чем кажется. Если ты говоришь "Ох, я пошёл бы на тибетскую йогу, но эта чёртова работа не оставляет мне сил!", или там "Вот бы заняться брейкдансом! Жаль, что этому надо учиться с детства!" - то это наверняка означает лишь то, что твоей заднице на диване гораздо теплее, чем ты сам себе признаешься. Если ты хочешь себе зеркалку за пятьдесят штук, ты не покупаешь ее не потому, что ты бедный студент, а папа работает водителем - ты не покупаешь ее, потому что на самом деле не хочешь. Если бы болел этой идеей, ты бы откладывал деньги на кино, кушал бы не в кафе, а в булочной за углом, не трогал бы стипендии и подарки на день рождения, устроился бы на вечернюю работу между парами и сном - и через год, максимум через полтора, купил бы себе этот чертов фотоаппарат. Если бы ты правда хотел научиться играть на гитаре, ты купил бы себе любую худо-бедно строяющую бандурину за штуку-полторы, выцепил бы друга-гитариста или посмотрел бы аккорды в интернете - и тренировался бы между работой и учебой, жутко фальшивя и дуя на отчаянно болящие от жестких струн пальцы до тех пор, когда цоевскую "Пачку сигарет" уже можно было бы отличить от шума машин за окном.
Приходит осознание того, что окружающие люди - нужная, но не основопологающая часть жизни. То есть нет, тебе так же приятно, когда хвалят твои стихи, когда говорят, что ты хорошо выглядишь, когда критикуют то, что ты делаешь - но это уже ни на что не влияет, кроме тех случаев, когда ты сам признаешь истинность этих высказываний. Постепенно исчезает потребность называть кого-то любимой, другом, близким, братом; форма заменяется содержанием, осознанием того, что либо вы оба знаете, как обстоят дела, либо одному пофиг, а другой себя обманывает. Пропадает навязчивое желание подружиться со всеми, кто вызывает у тебя восхищение, становится достаточно того факта, что ты не потерял способности восторгаться людьми; отношение же к тебе другого человека становится информацией второстепенной. Нет, это вовсе не означает крест на всех близких взаимоотношениях - просто ты в кои-веки даешь жизни идти своим чередом и развиваться с нормальной скоростью; все люди, которым суждено стать твоими друзьями, и так станут твоими друзьями; для этого необязательно катализировать процесс и пытаться кого-то удержать, это никогда не заканчивается хорошим, тысяча же примеров.
Наконец-то, черт, приходит осознание того, что жизнь одна, последняя, что все континью и свитки воскрешения уже были использованы до твоего рождения. Пройдет десяток лет, и тебе уже не будет так просто сходить с рук прогулка босиком по луже в летний дождь; уже не будет так танцеваться и хотеться взрослеть; через двадцать-тридцать лет ты уже будешь на всякий случай разбавлять вино минералкой; через шестьдесят все будут восторгаться твоим бодрым голосом; чувак, чувааак, у тебя чертовски мало времени, чтобы осуществить хотя бы половину задуманного, а ты тратишь его не на то, не на тех, не на туда. Вместе с кучей разочарований в жизни пришло бесценное понимание того, что если ты действительно хочешь что-то сделать, будь это сто раз смешно, нелепо, непосильно, тебе ни к лицу - ничей смешок, ничьи шепоты за спиной, никакая лень или стечение обстоятельств не должны помешать тебе сделать это - потому что страшнее всего проигрывать самому себе, потому что потом чертовски трудно взять реванш, потому что с каждым твоим "А, ладно, у меня все равно бы не вышло" - у того другого чувака с ледяными пальцами, который сидит у тебя внутри и изредко берет за горло, на табло появляется новое очко.
Взросление - это осознание того, что жизнь удивительна, как катушка Тесла, и внезапна, как Моника Беллуччи посреди краснодарского парка - и ты будешь последним слабовольным мудаком, если будешь сидеть на лавочке, и смотреть, как она проходит мимо тебя.
Краснодар, 26 июля, после жуткого ливня.
URL записиЧерез полтора года непонимания и моральных абстиненций, психозов и иллюзий, а потом через два месяца ремиссий и воскрешений, безумных поступков и волевых усилий, сорванных на стадионе спин и пересмотров моральных ценностей, до Сергея Сергеевича наконец-таки начинают доходить некоторые вещи.
Наверное, это взросление; медленно приходит осознание того, что сильными людьми не рождаются. Все те, кого ты так уважаешь за стальной взгляд, за твердую руку, за умение не срываться в гадких ситуациях, за способность сохранять чувство юмора там, где смеяться совсем не хочется - все они так же ошибались, срывались, верили не тем, оказывались не там, где нужно, болезненно воспринимали ложь, лгали сами; вся разница в том, что они в один прекрасный момент решили, что им все это надоело, и взяли себя в руки.
Приходит осознание того, что за все отвечаешь ты сам, что нет смысла никого винить, нет смысла кричать на весь квартал, что близкий, которому ты доверял, оказался лжецом и мерзавцем. Да, окей, он может сто раз оказаться лжецом, и двести раз - мерзавцем, но это ты, и только ты позволил ему быть рядом с тобой. Это ты прощал ему вранье и плохие поступки, давал вторые шансы, разглагольствовал об исправлении, терпении, милосердии, о том, что каждый имеет право на ошибки, верил каждому слову, потому что тебе хотелось поверить. Это ты закрывал глаза на откровенно гадкие слова, сказанные о ком-то другом - ведь любое зло в любом человеке проявляется гораздо раньше, чем оно коснется самого тебя. Если ты один раз закрываешь глаза на предательство или измену - значит ты заслужил их в дальнейшем, ведь ты мог бы сразу уйти, как бы тебе не было больно и гадко. А раз остался - стисни зубы и терпи, и не смей говорить, что кто-то виноват, кроме тебя.
Приходит осознание того, что в жизни нет невозможных дорог, есть, разве что, почти невозможные, но и их значительно меньше, чем кажется. Если ты говоришь "Ох, я пошёл бы на тибетскую йогу, но эта чёртова работа не оставляет мне сил!", или там "Вот бы заняться брейкдансом! Жаль, что этому надо учиться с детства!" - то это наверняка означает лишь то, что твоей заднице на диване гораздо теплее, чем ты сам себе признаешься. Если ты хочешь себе зеркалку за пятьдесят штук, ты не покупаешь ее не потому, что ты бедный студент, а папа работает водителем - ты не покупаешь ее, потому что на самом деле не хочешь. Если бы болел этой идеей, ты бы откладывал деньги на кино, кушал бы не в кафе, а в булочной за углом, не трогал бы стипендии и подарки на день рождения, устроился бы на вечернюю работу между парами и сном - и через год, максимум через полтора, купил бы себе этот чертов фотоаппарат. Если бы ты правда хотел научиться играть на гитаре, ты купил бы себе любую худо-бедно строяющую бандурину за штуку-полторы, выцепил бы друга-гитариста или посмотрел бы аккорды в интернете - и тренировался бы между работой и учебой, жутко фальшивя и дуя на отчаянно болящие от жестких струн пальцы до тех пор, когда цоевскую "Пачку сигарет" уже можно было бы отличить от шума машин за окном.
Приходит осознание того, что окружающие люди - нужная, но не основопологающая часть жизни. То есть нет, тебе так же приятно, когда хвалят твои стихи, когда говорят, что ты хорошо выглядишь, когда критикуют то, что ты делаешь - но это уже ни на что не влияет, кроме тех случаев, когда ты сам признаешь истинность этих высказываний. Постепенно исчезает потребность называть кого-то любимой, другом, близким, братом; форма заменяется содержанием, осознанием того, что либо вы оба знаете, как обстоят дела, либо одному пофиг, а другой себя обманывает. Пропадает навязчивое желание подружиться со всеми, кто вызывает у тебя восхищение, становится достаточно того факта, что ты не потерял способности восторгаться людьми; отношение же к тебе другого человека становится информацией второстепенной. Нет, это вовсе не означает крест на всех близких взаимоотношениях - просто ты в кои-веки даешь жизни идти своим чередом и развиваться с нормальной скоростью; все люди, которым суждено стать твоими друзьями, и так станут твоими друзьями; для этого необязательно катализировать процесс и пытаться кого-то удержать, это никогда не заканчивается хорошим, тысяча же примеров.
Наконец-то, черт, приходит осознание того, что жизнь одна, последняя, что все континью и свитки воскрешения уже были использованы до твоего рождения. Пройдет десяток лет, и тебе уже не будет так просто сходить с рук прогулка босиком по луже в летний дождь; уже не будет так танцеваться и хотеться взрослеть; через двадцать-тридцать лет ты уже будешь на всякий случай разбавлять вино минералкой; через шестьдесят все будут восторгаться твоим бодрым голосом; чувак, чувааак, у тебя чертовски мало времени, чтобы осуществить хотя бы половину задуманного, а ты тратишь его не на то, не на тех, не на туда. Вместе с кучей разочарований в жизни пришло бесценное понимание того, что если ты действительно хочешь что-то сделать, будь это сто раз смешно, нелепо, непосильно, тебе ни к лицу - ничей смешок, ничьи шепоты за спиной, никакая лень или стечение обстоятельств не должны помешать тебе сделать это - потому что страшнее всего проигрывать самому себе, потому что потом чертовски трудно взять реванш, потому что с каждым твоим "А, ладно, у меня все равно бы не вышло" - у того другого чувака с ледяными пальцами, который сидит у тебя внутри и изредко берет за горло, на табло появляется новое очко.
Взросление - это осознание того, что жизнь удивительна, как катушка Тесла, и внезапна, как Моника Беллуччи посреди краснодарского парка - и ты будешь последним слабовольным мудаком, если будешь сидеть на лавочке, и смотреть, как она проходит мимо тебя.
Краснодар, 26 июля, после жуткого ливня.