Рождается внутри что-то звеняще-чистое. По-настоящему волшебное.
Звенит, звенит, звенит.
Топит ледяные стенки замёрзшего сердца в мире, где некуда деться от себя и от других. Где так сложно превратить Одиночество в Свободу. Сложно, но возможно.
Звенит... Нет, уже поёт. Лёгкий хрустальный перезвон превращается в песню.
Песня, живая, горячая, сияющая, наполняет сердце до краёв, как Грааль, и льётся через край.
Так свет становится звуком.
И Песня Звучит.
Сказка начинает свою волшебную жизнь.
По одному робкому, неверному слову... Сбившемуся узору... Всё шатко, непрочно. Слова просто выпархивают и ложатся на лист, как кому вздумается.
Это не рисунок - это набор линий.
Но любая прекрасная картина, любая Сказка, умеющая оживать, начинается с умения рисовать и писать. Сначала - линии, потом - буквы, слоги, слова, строки, абзацы...
Я могу забыть, как писать, рисовать, петь и говорить.
Но льющаяся через край Сказка научит меня - столько раз, сколько будет нужно.
Соберёт рифмы в безукоризненный узор и выверенный ритм, наполнит пальцы светом и научит их снова двигаться, сердце - петь, а глаза - смотреть.
Вот что бывает с разрушенными мирами, растоптанными сказками. Отданными тем, кто в них ничего не смыслит. Кому от них тепло, но кто не способен на свою. И всё, что он сможет - сжечь в итоге бесполезную для него книженцию, чтобы согреться если не волшебством, то теплом отгорящей бумаги. Навсегда сжигая вкус, запах и цвет волшебства. Того волшебства, в которое он не поверил.
А может, просто каждому нужно написать свою сказку, и согреться даже в самой красивой чужой - не поможет?
Наверное.
Сказка возвращается. Феникс, сгоревший дотла, испугавшийся, что не вспомнит, как возродиться из пепла.
Фениксы не боятся, они знают. А что будет, если Феникс задумается? Быть такого не может, вот что. А если и задумается - то Знание окажется сильнее любых сомнений, невесть откуда взявшихся. Сказка - она на то и Сказка, и потому - устойчивей любой из придуманных кем-то реальностей.
...Написанную, волшебную Сказку можно дописывать. Переписывать. Рассказывать...
Каждый раз, когда рассказывается Сказка - творится Волшебство. но только если Сказка именно рассказывается.
Не пересказывается по каждому заученному слову, не зачитывается... Не про-из-но-сит-ся напоказ. Не ради детей, которым сказку за сказкой подавай, и не на продажу. Не на помощь, не за благое дело.
У Сказки вообще нет причины. И нет адресата. И цели тоже нет.
Есть только рассказчик. Волшебник. Носящий это своё, неповторимое, волшебство с собой. Чужого ему не надо, и своим - поделился бы, да нечем. Как можно поделиться солнцем? Вон же оно, светит.
Так и Сказка... Настоящая Сказка.
Она приходит сама. Не спрашивая и не предугадывая, но всегда тогда, когда нужно, и к тому, кому действительно нужно её услышать.
Кто замёрз в холодном мире Людей, где всё выверено до последней точки, а все чудеса приписываются не то богам, не то случайностям.
Сказка, которая умеет оживать, умеет и оживить.
Даже своего незадачливого Волшебника, который её умудрился однажды потерять.
Представляете себе? Волшебник потерял свою Сказку! Забыл, как поёт сердце и ложатся затейливой вязью слова, сцепляясь одно с другим и превращаясь в новый Мир.
Поверил Людям, которые кричали, что Сказок нет, а есть так - сказочки, от которых проку в реальной жизни ну совершенно никакого.
И Волшебник засомневался... И отправился искать Волшебницу. Которая тоже умеет слышать дыхание ветра, говорить с небом и шептаться с дождём.
Долго искал Волшебник. И однажды встретил... Так она была похожа на ту, которая жила в его Сказке.
И его Сказку она тоже узнала, заметила. Отогрелась...
Только всё было как-то неправильно, как-то не так. Почему-то не могла сочинить его Волшебница ни одного своего слова, как ни грел Волшебник её своим горячим, живым сердцем. "Настолько она замёрзла в людском мире", - подумал он. Но никак не мог понять - зачем же делать из своих слов некрасивые пародии на чужие бессмысленные книжки? Может, он чего-то вообще не понимает?
И сомнения Волшебника ещё больше затянули безоблачно-сказочное небо его души.
Он дописывал новые и новые страницы с свою Сказку, одна ярче другой, залитые весенним озорным солнцем и поющими радостными капелями, переливами свободных птиц и шепотом добрых полуночных дождиков. Но ничто не могло согреть ту, которую он встретил в этом странном мире, ту, которую назвал своей Мечтой, песней своей Сказки, ту единственную, которую он искал. Искал, надеясь разогнать свои сомнения, а не из-за внезапного поворота сюжета. Не понимая глубину своей ошибки. Что Сказки не ставятся под сомнение, что Сказкам не ищут подтверждений.
Отчаявшись, он отдал весь свой хрустальный мир, всю Сказку своей Волшебнице, назвав её Душой Сказки, без которой ни волшебство, ни сказка невозможны.
Но это не помогло. Потому что любые системы, любые заблуждения - однажды рушатся. Потому что они - часть людского мира, в котором нет места сказкам, в котором всё перевёрнуто с ног на голову.
Но Сказки не умирают. А Волшебник жив, пока жива хоть одна из его Сказок. Ошибки - не в счёт. Ведь бесконечно одиноко в этом мире, где никто не только не пишет своих сказок, но и не верит, не видит твою...
Открыв глаза, Волшебник понял, как глубоко ошибался, что не стоило сомневаться, что его Сказка была единственной реальностью.
И ещё он понял, что рассказывать Сказку - у него в крови, но что есть, оказывается, правила, по которым сказки пишутся, которым он следовал, слушая своё сердце. Настоящие, волшебные, а не искуственные, людские.
И он задумался: если понять эти правила, не сможет ли он заново написать свою Сказку? Не заметив того, что она сидит на его плече, того, что сердце его всё уже знает - просто случаются ошибки, когда позволяешь чужим сомнениям вторгаться в твой волшебный мир.
И стал он изучать правила написания Сказок. Искал, находил, понимал, что именно так он всегда и делал... И пытался сделать по правилу. Но в этот раз - не от души, а потому что вспоминал понятое однажды правило.
Волшебник совсем отчаялся. Разбирал свои и чужие сказки по слову, искал взаимосвязи в предложениях, подвохи в чужих строчках... Искал того, кто скажет ему, как же правильно написать его Сказку, чтоб она снова зазвучала. Пытался вспомнить, как он рисовал, но чем больше вспоминал, тем больше сбивался, тем хуже получалось. Он нашёл тысячу и одну причину, почему разучился писать, почему пошёл искать Волшебницу, обвинил себя и других, метался по всем углам и дорогам... Слушал умеющих писать Сказки, но всё воспринимал по-своему, не учился, а сравнивал.
И ничего не могло ему помочь. Потому что невозможно помочь безумцу, ищущему то, что он никогда не терял, и пытающегося научиться тому, что он итак умеет.
А он искал и искал, пытался учить писать Сказки тех, кому это отродясь не надо, и недоумевал: как так, язык один, правила тоже... Он даже разучился отличать фальшивые глупые рассказики от настоящих Сказок.
Но Сказки сильнее всех глупостей этого холодного мира.
В один дождливый день, когда Волшебник окончательно запутался и был в ужасе от страха, что больше никогда не вспомнит себя и свою Сказку - Сказка пришла. Стоило ему замолчать, перестать думать и пытаться что-то исправить.
И Жизнь обрела цвет, вкус и запах, в воздухе разлилось Волшебство, а гитарные струны запели печально, но красиво.
Он сидит и пишет Сказку о Сказке, не зная, что там, за поворотом. И забыв о том, как должно быть.
Потому что нет определённости в сказочных мирах, потому что Добрая Сказка - на то и Добрая Сказка, чтобы делать мир теплее, а сердце - чище. Чтобы забыть обо всех правилах. Чтобы Творить, Петь, Играть, Смеяться. Расти, подбирая всё более красивые мелодии и совершенные слова. Рассказывать свои Сказки и слушать чужие. И учиться - у себя, у мира, у самой Сказки...
И ни-ког-да не сомневаться, что твоя Сказка - единственная реальность, которую ты можешь изменить, в которой ты действительно живёшь, в которой ты можешь всё. Которая реальней придуманного людьми мира. Которая дышит независимо от других Волшебников и Волшебниц.